ДЕНЬ ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ ТРАГЕДИИ
26 апреля – день чернобыльской трагедии. День, когда миллионы людей вспоминают события 33-летней давности. День, изменивший судьбу целого города и его жителей. Что уж говорить – всей страны. День, когда вспоминают тех, кто первым принял на себя страшный удар аварии на Чернобыльской АЭС, рисковал здоровьем и даже жизнью, выполняя свой долг.
Застывшая память
Музей чернобыльской аварии в Гомельском областном управлении МЧС сейчас находится на реконструкции: ведётся сбор материала, экспозиции будут дополнены информацией.
А пока в небольшом помещении музея – манекены в защитных костюмах, наборы фото отселённых деревень, небольшая экспозиция со стариком, грустно смотрящим в окно дома, который нужно покидать. При виде этого по телу пробегают мурашки.
- 684 наших парня были там, - вздыхая, говорит Алевтина Климович, занимающаяся созданием музея, имея в виду пожарных с Гомельщины, которые принимали участие в ликвидации последствий чернобыльской катастрофы. Их фотографии, награды, свидетельства хранятся на стендах. Экспонатов именно из зоны нет. Это место, с которого по понятным причинам не захватывают что-то на память.
«Шеренга № 1»
Тушение пожара на ЧАЭС было первым в мире опытом борьбы с огнём в непосредственной близости от разрушенного атомного реактора, в обстановке радиационного излучения.
Первый и самый жестокий удар приняли на себя те, кто был в «шеренге № 1». Они смотрят с чёрно-белых портретных снимков. Такие молодые, с добрыми взглядами. Шестеро ребят, нырнувших в огонь чернобыльского пожара. Среди них – наш земляк, уроженец Брагинского района Василий Игнатенко. Его вместе с расчётами пожарных и их офицерами уже в первой половине дня 26 апреля отправили на лечение в Москву. Василий «сгорел» от несовместимой с жизнью дозы облучения в 1600 рентген и умер 13 мая 1986-го.
Чудом выжил после острой лучевой болезни Иван Шаврей. Командир второго отделения караула военизированной пожарной части Чернобыльской АЭС, он был на крыше блока сразу же после взрыва. Вместе с Игнатенко.
- Сначала я ощутил толчок, потом один взрыв, второй, - вспоминал Иван Михайлович, который живёт в Наровле. - Наружу вырвалось чёрное облако, за ним - голубое свечение, затем шар, напоминающий раскалённую спираль. Секунды эти словно кто-то растягивал в замедленной съёмке. Я увидел, как шар закрывает Луну... Мы хватаем стволы и изо всех сил по наружной лестнице карабкаемся на крышу. На ней 30 очагов, не меньше. Двигаться среди обрушенных строений трудно. Сапоги горят в кипящем битуме, он брызжет на одежду, обжигает кожу. В ушах стучат молоточки, тошнит, но вода в стволе есть, а это главное... Вася Игнатенко спускается впереди меня, еле держится на ногах. Голова кружится. Доползти бы до земли. И опять увидел шар, который закрывал Луну. Почувствовал, как маленькой точкой уплываю за ним...
Для Ивана Михайловича, как и для всех остальных из пожарной охраны, тушение продолжалось 15-20 минут. Очнулся на больничной койке, обвешенной целлофановой пленкой, а за окном – Москва.
За мужество и самоотверженность, проявленные при ликвидации аварии на ЧАЭС, и устранение её последствий, Иван Шаврей был награждён орденом Красной Звезды.
Вторая волна
«Шеренгу № 1» быстро сменили новые люди. Работа пожарных не закончилась ликвидацией пожара на аварийном четвёртом энергоблоке. Они активно участвовали в расчистке территории, откачке воды из загрязнённых радиацией резервуаров, помогали в дезактивации зданий, сооружений, жилых домов и окружающей местности. Начались работы по захоронению разрушенного реактора и очистке территории вокруг него. Обломки, разбросанные по территории АЭС и на крыше машинного зала, убрали внутрь саркофага или забетонировали.
Главной задачей было обеспечение пожарной безопасности на станции, в безлюдной Припяти и в 30-километровой зоне. В середине мая эти населённые пункты окончательно опустели.
Ликвидаторы вспоминали, что их отвозили на работу в два этапа. Сначала в обычных грузовиках до Чернобыля, где заканчивалась «чистая зона». А потом – до Припяти, в специальных машинах, облицованных изнутри свинцовыми листами. На месте выдавали респираторы-«лепестки», защитные костюмы ОЗК, перчатки и резиновые сапоги. Считалось, что это обмундирование спасёт от радиации.
На станции работали вахтовым методом. По 10 минут в час. По окончании каждого часа – мойка в санпропускнике. Одна смена длилась 4–6 часов. Этого хватало, чтобы получить максимально допустимую дозу облучения. Затем нужно было пройти очистку и принять душ. Иначе не пускали даже в столовую.
Людей, которые набирали максимальную дозу облучения, заменяли на новых. Максимум можно было набрать 25 рентген. До этого норма была в два раза выше. В среднем 25 рентген набирали за 3–4 недели работы.Полагалось набирать не более двух рентген в сутки. Но некоторые хотели вернуться домой как можно скорее, поэтому старались облучиться быстрее, за 2–3 дня.
Когда резервист набирал дозу облучения в 25 рентген, ему делали запись об этом в военном билете и отпускали домой. По прибытии каждому ликвидатору выплачивали пятимесячный оклад.
Работали автомобильно-разливочные станции, из которых по шлангам подавался специальный раствор, впитывающий радиоактивную пыль. Этим раствором промывали все строения. Затем асфальт и верхний слой земли снимали и захоранивали. На следующий день ветер покрывал город новым слоем радиоактивной пыли, и всё нужно было начинать заново.
Капитана внутренней службы в запасе Евгения Самцова часто можно увидеть на митингах 26 апреля, где он делится воспоминаниями.
28 апреля 1986-го он заступил на службу по ликвидации последствий аварии в 30-километровой зоне. Эвакуировали местное население и домашних животных из Брагинского и Хойникского районов. Затем производили дезактивацию заражённых территорий и выходящего из этих мест автотранспорта. Мыли водой производственные и жилые постройки от радиоактивных осадков. За тушение пожаров в лесах в 30-километровой зоне Чернобыльской АЭС на границе Беларуси и Украины Евгений Самцов награждён медалью «За трудовое отличие».
Он вспоминал, как в деревне Драньки жители перекрыли дорогу и не пускали их ехать дальше. Говорили: «Вы ещё молодые, вам жить надо». Но таков был их долг...